Главная/ Статьи/ Как слышите?!
Как слышите?!

Как слышите?!

Автор: Анатолий Вейценфельд

Полемические заметки

В самом конце 1981 года мне довелось участвовать в одной из последних встреч Леонида Осиповича Утесова с общественностью (в начале марта 1982 года маэстро не стало). Речь шла о старинной и современной эстраде, о театрах, о музыкальных спектаклях, о советском джазе 20…30-х годов и современном… Зашел разговор и о звукозаписи, о звуке на концертах, о том, как изменились подходы и вкусы музыкантов и слушателей…

Леонид Утесов и его оркестр

Мне больше всего запомнилось одно высказывание Утесова: «Когда Ленин выступал с балкона особняка Кшесинской, его слышала вся площадь — а ведь оратор-то он был неважный, картавил. А теперь в ресторане в ансамбле трубач играет в микрофон!» Честно говоря, в тот момент меня больше всего поразил «наезд», говоря современным языком, на Ленина — напомню, шел 1981 год, социалистический строй казался незыблемым, а тут такая «диссидентская» выходка — ироническая реплика в адрес главной идеологической святыни. Хотя было ясно — ничего 87-летнему старику за это не будет, не те времена уже…

Ленин произносит речь на площади

Но и «акустический» аспект сказанного им тоже засел в памяти, и вопрос «Что же действительно случилось с нашим слухом?» — не оставлял равнодушным. Ведь были и другие свидетельства давних времен. Пусть Ленин, по словам Утесова, был неважным оратором. Но Троцкий был признанным лучшим оратором революции. И рассказы о том, как после его пламенных речей на фронте полки шли на пулеметы, — не легенды, я сам читал об этом в подлинных архивных документах Центргосархива Октябрьской революции (ЦГАОР) и Центргосархива Советской Армии (ЦГАСА) (так эти архивы назывались раньше, сейчас иначе, но я называю их «по старинке»).

Троцкий выступает перед красноармейцами

Оставляю «за бортом» вопрос о содержании этих столь возбуждающих речей — но непонятно, как огромная масса людей где-то в поле (или, в случае с Лениным, на городской площади) могла во всех деталях расслышать ничем не усиленный голос? Говорят, в наших архивах сохранились записи голоса Троцкого, мне слышать их не приходилось, знаю лишь со слов современников, что у него был сильный, высокий голос. Но голос Ленина хорошо известен, по крайней мере, старшему и среднему поколению россиян, к его 100-летию была выпущена целая коллекция долгоиграющих пластинок. Слышно, что голос у него совсем не сильный, не звонкий, хотя на механических записях «в рупор» он его явно форсирует, почти кричит.

И все же — неужели слух наших дедов и прадедов был настолько лучше, тоньше, чувствительней, что они слышали прямую, ничем не усиленную речь на площади и в поле? А сейчас ни одна пресс-конференция в небольшом зальчике не обходится без целого комплекса из нескольких микрофонов, распределенной системы звукоусиления да еще и пары микрофонов в зале «для вопросов».

Ведь и в последней «цитадели» акустического звука, академическом вокале, не все гладко — все чаще оперные певцы используют «подзвучку». И это вызывает неприятие — не было в опере такого никогда, и не должно быть!

И вот что интересно: Утесов, привел пример с Лениным и трубачом, – а как же он сам-то пел в 1920-30-х сопровождении своего джаз-оркестра?

Вопрос совсем не простой, но к счастью, ответ на него есть, и дал его (в книге «Советский джаз») известный композитор Николай Минх, бывший в свое время музыкальным руководителем утесовского оркестра.

Утесов и Минх (за роялем)

«…В то время не было столь привычных для сегодняшней практики микрофонов и направленных в зал динамиков. И тем не менее, все, кто сидел в двухтысячном партере летнего концертного зала „Эрмитаж“, прекрасно слышали Утесова, — хотя он пел без микрофона в сопровождении джаза, состоящего из духовых иструментов. (Сказанное касается не только Л. Утесова, но и многих других популярных певцов тех лет).

Сегодня мы практически не слышим эстрадных певцов без микрофона. В чем причина? Мне кажется, в характере оркестрового сопровождения, в отсутствии должного звукового баланса между певцом и оркестром. В 30-х годах оркестровые музыканты великолепно владели нюансировкой и тончайшим пианиссимо. Инструментальное сопровождение — не примитивное, не грубое — обычно делалось с расчетом на эту способность музыкантов. В нашем оркестре существовал неписаный закон: чтобы соблюсти верное соотношение звучности, музыкант во время исполнения своей партии должен был слышать каждое спетое певцом слово! Таков был критерий оценки мастерства оркестрового музыканта, его чувства ансамбля. В пьесах, лишенных четкого ритмического пульса, каждый из нас внимательно следил за дыханием певца. Это был своеобразный «ауфтакт» к вступлению оркестра.

А в наши дни, когда на эстраде властвует микрофонная техника, неумеренное усиление звука подчас превращает концертный номер в единоборство между вокалистом и оркестром. Тут уж не до художественности! Руководители оркестров нередко доверяют дело звукорежиссерам, знающим технику, но несведущим в музыке, не имеющим должного вкуса.

И тогда микрофон из прекрасного (хотя и вспомогательного) средства для выявления выразительности становится главенствующим и обезличивающим. Тогда как умелое применение микрофона делает его «продолжением» голоса, а в оркестре он может, например, усилить малочисленную струнную группу, выдвинуть на первый план солирующий саксофон, трубу и т. п.

И еще одно горькое наблюдение. Мне до сих пор приходится дирижировать большими эстрадными оркестрами, и я вижу, что многие современные музыканты не умеют играть piano, особенно в группе или в tutti. Мысль, что микрофон все «вытянет», неумение слышать себя и соседа в общем ансамблевом звучании приводит к низкому качеству исполнения всего оркестра. Речь не просто о «тихом» или «громком» звучании (вспоминаю, как когда-то говаривал один эстрадный пародист: «Здесь чтоб ничего не было слышно, а вот дальше будет мощная тутть») — я имею в виду благородное компактное оркестровое звучание как в piano, так и в forte — в противовес безразличному и невыразительному mezza forte. Думаю, что преодолеть указанный недостаток можно только повышением общей исполнительской культуры музыкантов».

Высказывания Н. Минха, при их некотором консерватизме, очень интересны и ценны, и актуальны для современных музыкантов и звукорежиссеров никак не меньше, чем тогда, когда они был написаны — в начале 80-х годов. Однако ответа на вопрос, стало ли человечество хуже слышать, не дают. Хотя свидетельство Минха, что Утесов, с его небольшим и неярким, даже сипловатым голосом без выраженного формантного резонирования, пел без микрофона на большой зал в сопровождении оркестра — сейчас звучит просто фантастикой!

Но вот в свое время мне поневоле довелось стать участником своеобразного эксперимента. В мае 1991 года в Московском Театре эстрады прошел концерт джаз-оркестра Олега Лундстрема. Особенностью концерта было то, что первое отделение оркестр играл свою обычную программу, а второе отделение им дирижировал прославленный американский композитор и дирижер Гюнтер Шуллер, работающий в самых разных стилях, от рэг-тайма до атонального авангарда. На это раз исполнялись оригинальные эллингтоновские аранжировки для биг-бенда.

Гюнтер Шуллер

Но самой главной «изюминкой» было то, что эти пьесы оркестр играл при… полностью выключенной аппаратуре усиления! Вначале, конечно, перепад в силе звука между усиленным звучанием в первом отделении и естественным акустическим во втором был ошеломляющим — казалось, что оркестр звучит ну очень тихо, не слышно деталей, тембры какие-то тусклые… Но через некоторое время слух перестал напрягаться, выявился отличный баланс между оркестровыми группами и партиями, стало отчетливо слышно контрабас и даже шаркающие аккорды гитары, также игравшей без всяких комбиков. А ведь зал Театра эстрады совсем не маленький!

Стало заметно, к сожалению, и другое — некоторая вялость в звукоизвлечении у музыкантов, прежде всего ритм-секции. Уж играя без усиления, следовало бы «поддать» атаки! Но нет, гитарист и контрабасист щипали струны так, как будто играют с усилителем… Поневоле напрашивались сравнения со старыми архивными съемками американских биг-бендов 30-х годов, где ритм-секция «жарит» так, что ноги сами в пляс пускаются… И слышал эту ритм-секцию весь зал, несмотря на то, что духовые играют совсем не piano, о котором так проникновенно писал патриарх нашего джаза Н. Минх.

Коль речь зашла о джазовой классике, уместно обратиться к воспоминаниям самых великих. Ветераны нью-орлеанского джаза, в том числе и Луи Армстронг, в своих рассказах о юности очень часто упоминают об уличных выступлениях, о соревнованиях разных оркестров, игравших в расположенных один напротив другого ресторанах. Разумеется, никакой звукоусилительной техники тогда еще не было, но публика все прекрасно слышала. Или воспоминания, как на грузовике было установлено пианино, и его вместе с музыкантом возили по городу, чтобы он поиграл то на одной площади, то на другой. Невольно думаешь — что бы услышала современная публика, если бы вдруг, скажем, на московской улице или площади повторить этот эксперимент? Скорее всего — почти ничего.

Усиление оркестров в 1920-х годах

Так претерпел ли деградацию в течение нескольких десятилетий человеческий слух? Есть очень серьезные доказательства того, что — да, факт имеет место. По свидетельству И. А. Алдошиной, клиники заполнены молодыми людьми и девушками, слух которых соответствует пенсионерскому — результат неограниченного пользования плеерами с наушниками-вкладышами и посещения дискотек. Думается, что причин для ухудшения слуха больше — здесь и урбанистическая аудиосреда, и неблагоприятная аудиоэкология, и общий постепенный рост звуковых мощностей в местах проведения культурно-развлекательных мероприятий, от кино и концертов до клубов, ресторанов и дискотек, и многое другое. Компании-производители аудиотехники и инсталляторы с гордостью рапортуют о наращивании звукового давления, о все новых и новых десятках киловатт мощности. В наши дни, если звуковое давление на среднем концерте не превышает 90 децибел, то уже считается, что «было тихо». В проектных документах на инсталляцию в новых залах закладываются как норма уровни в 105…110, а то и 115 дБ на одно «посадочное место». Для развлекательных центров и дискотек предусматриваются уровни и того больше…

Специалисты разных отраслей, связанных со звуком и слухом, давно бьют тревогу. Уникальные разработки мероприятий для сохранения слуха профессионалов проводит калифорнийский House Ear Institute, но они продолжают оставаться делом добровольным. Скоро ли человечество оглохнет — сказать трудно, но усилиями производителей мощной акустики и звукотехников это «светлое будущее» явно приближается. Надеюсь, однако, не застать тотального оснащения всего человечества системами In-Ear мониторинга. Надеюсь, что «я тебя люблю» хотя бы в ближайшем будущем будет произноситься с уровнем звукового давления не больше, чем 30 дБ и без помощи микрофонов и усилителей… А если всерьез — давно пора приниматься за спасение человеческого слуха. Пока не поздно…

#Назад в Статьи