Из истории российской звукозаписи. Часть 2

Автор: Борис Меерзон

Чтобы подчеркнуть специфику профессии звукорежиссера, обычно говорят, что это специальность синтетическая, что звукорежиссеру приходится решать целый ряд смежных проблем, лежащих где-то на грани между проблемами чисто музыкальными и техническими.

По своим профессиональным качествам этому критерию полностью соответствовал один из старейших звукорежиссеров радиовещания и звукозаписи Давид Исаевич Гаклин.

Недаром, когда вспоминают историю нашей отечественной звукорежиссуры и ее первые шаги, положившие начало формированию так называемого «золотого фонда» музыкальных и литературных записей (к началу 90-х годов этот фонд уже насчитывал более миллиона (!) фонограмм), то в первую очередь называют двух «асов» профессии, звукорежиссеров первой волны — Гросмана и Гаклина.

О А.В. Гросмане и о его пути к вершинам профессии было подробно рассказано в первой части. Напомним, что Гросман пришел в студию звукозаписи Радиокомитета сразу же по окончании курса Московской консерватории по музыкально-акустической специальности, а затем и аспирантуры по тому же профилю, и с выбранного пути никогда не сворачивал.

А вот у его ровесника и коллеги Д. И. Гаклина все было значительно сложнее, и дорога к постижению профессии была более извилистой.

Родился Давид Исаевич Гаклин в 1908 году в Омске в многодетной семье. С детства проявились его способности к музыке, и поэтому стало вполне естественным его поступление в Омский музыкальный техникум на фортепианное отделение исполнительского факультета. Семья жила трудно, и студенту Гаклину приходилось подрабатывать. Первое время он играл на пианино в омских пивных, а затем, став уже членом профсоюза работников искусств (Рабис), смог поступить пианистом в оркестр городского кинотеатра — в те времена фильмы шли в сопровождении либо пианиста-тапера, либо маленького живого оркестра.

Я не зря упоминаю здесь эти подробности биографии Давида Исаевича, о которых он сам иногда вспоминал, но которые прямого отношения к его будущей основной профессии не имели. Но я хочу, чтобы читателю стали понятны корни тех человеческих и профессиональных качеств Гаклина, которые на всю жизнь определили его характер. У тех, кто помнит Гаклина по совместной работе, он снискал себе славу неутомимого труженика, который никогда не гнушался никакой работой и обладал чувством глубокой ответственности за любое дело, за которое брался.

После окончания музыкального техникума в Омске Гаклин решил продолжить учебу и поехал в Ленинград поступать в консерваторию. Полный курс Ленинградской консерватории Давид Исаевич закончил в 1929 году по классу фортепиано у проф. Николаева. Получив диплом пианиста-исполнителя и аккомпаниатора, он возвратился в Омск, где некоторое время работал пианистом и руководителем небольшого оркестра.

Но он мечтал получить, наряду со специальностью пианиста, также серьезное дирижерское образование. А целеустремленности этому юноше было не занимать! И в 1931 году он едет в Москву поступать на дирижерский факультет Московской консерватории.

Однако по приезде в Москву он тяжело заболел, перенес серьезную операцию и вышел из больницы уже только после начала учебного года. Таким образом, поступление в этом году в консерваторию сорвалось. В чужом городе надо было как-то жить. Пришлось обратиться на биржу труда, и оттуда Давид Исаевич получил направление на один из московских заводов, где и проработал три года монтером по слабым и сильным токам. Но нет худа без добра — прагматичный ум Гаклина подсказал ему, что в наш век человек не сможет уверенно себя чувствовать в жизни без технического образования. А трехлетняя практическая работа на заводе давала право поступления в Московский электротехнический институт связи. Имеющий уже к тому времени высшее консерваторское образование Гаклин резко меняет курс и поступает на радиофакультет МЭИС. Второе высшее образование и диплом радиоинженера Давид Исаевич Гаклин получил перед самой войной в 1940 году.

И опять поворот в биографии: еще до окончания института связи, будучи студентом последнего курса, Гаклину удается поступить на фабрику звукозаписи Радиокомитета на должность тонмейстера. (В то время, напомню, в студиях Радиокомитета должности «звукорежиссер» не было. Работники, осуществляющие техническое обслуживание эфирных передач и производившие все звукозаписи, назывались тогда тонмейстерами. Только позже, уже к концу войны, их стали именовать звукорежиссерами.)

Что явилось толчком к этому шагу Гаклина, кто надоумил и помог Давиду Исаевичу выбрать именно этот путь? Вероятнее всего, что толкового и трудолюбивого студента радиофакультета, не забросившего к тому же свою первую специальность (он в студенческие годы совмещал учебу с работой аккомпаниатором в Мосэстраде, а затем концертмейстером в оперном театре им. К.С. Станиславского), заметил его институтский педагог и наставник И. Е. Горон, который, видимо, и дал ему необходимые для поступления в студию Радиокомитета рекомендации. Профессор Горон был известным в профессиональных кругах человеком: он был автором ставшего в те годы классикой учебника по радиовещанию, на котором воспитывалось не одно поколение радиоинженеров, а также одним из основных проектантов и первых научных руководителей построенного в 1938 году в Москве Дома звукозаписи. Его рекомендации для поступления на работу в Радиокомитет было более чем достаточно.

Так или иначе, начало работы на фабрике звукозаписи определило всю дальнейшую судьбу Давида Исаевича Гаклина. И начало это было очень интересным и многообещающим. Ведь именно там, на фабрике звукозаписи начиналось создание поистине «золотого фонда» записей отечественного исполнительского искусства. И в этой работе Гаклин сразу принял самое непосредственное участие. Позже в жизни Гаклина был и Дом звукозаписи, а затем Всесоюзная студия грамзаписи фирмы «Мелодия». Но всегда Давид Исаевич, вспоминал свои первые шаги в профессии, сделанные им именно там, на фабрике звукозаписи.

Это было время становления отечественной звукозаписи. С большим уважением и благодарной любовью отзывался Гаклин об одном из своих первых учителей — Николае Петровиче Вышеславцеве, старейшем тонмейстере фабрики звукозаписи. С первых же дней Давиду Исаевичу Гаклину довелось встретиться и вместе работать с такими корифеями нашего искусства, как вокалисты В. Барсова, А. Нежданова, М. Максакова, Н. Обухова, А. Пирогов, М. Рейзен, дирижеры Н. Голованов, А. Мелик-Пашаев, Б. Хайкин, С. Самосуд и многие другие. Было от чего закружиться голове у молодого человека из провинции!

Но уже вскоре, в 1941 году, так радужно начавшаяся работа Гаклина тонмейстером на радио была омрачена. Как гром среди ясного неба грянула война…

В армию Давида Исаевича не взяли — из-за очень плохого зрения он был «белобилетником». Но и в тыловой Москве жизнь оставшихся в городе работников Радио с первых же военных дней была напряжена до предела. В один из самых тяжелых первых дней войны, когда враг неудержимо продвигался к столице, Гаклина срочно «по тревоге» вызвали в студию Радиокомитета, расположенную в здании Центрального телеграфа на улице Горького (ныне Тверская). Предстояла радиотрансляция выступления Председателя Государственного Комитета Обороны И. В. Сталина с обращением к советскому народу.

Это обращение передавалось по радио 3 июля 1941 года. Но для надежности было принято решение выступление Сталина предварительно записать и передать в записи. Для этого необходимо было участие тонмейстера.

Сталин читал свое обращение в Кремле, а речь его передавалась тонмейстеру в студию на Тверскую по простым телефонным проводам(!). Ни на предварительную наладку, ни на проверку линии передачи времени уже не было. Не была даже организована обратная связь тонмейстера с Кремлем.

Как проходила эта историческая запись, мы знаем из воспоминаний самого Давида Исаевича.

После того как комендант Кремля пригласил Сталина к микрофону, в студии услышали его первые слова:

— «Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои!»

После окончания речи тонмейстер услышал вопрос Сталина, обращенный к коменданту: «Дубль нужен?» На что последовал удивительный в своей уверенности ответ коменданта: «Нет, товарищ Сталин, все в порядке!» Интересно, что Сталин знал, что в таких случаях обычно делается страховочный дубль. Но так и не известно, чем была продиктована уверенность коменданта в том, что запись прошла удачно, ведь обратной связи из студии на Тверской у него не было…

«Просто по счастливой случайности запись прошла полностью и без дефектов, а то не сносить бы мне и всей моей бригаде голов,» — вспоминал свое состояние в тот момент Давид Исаевич.

Да, работа на радио, особенно в таких экстремальных ситуациях, изобилует порой серьезными нервными встрясками. Но такова специфика профессии, и Гаклину надо было к этому привыкать.

Из-за сложной ситуации на фронте в глубоком тылу, в Куйбышеве (ныне Самаре) и Свердловске (ныне Екатеринбурге), были созданы запасные опорные пункты Московского радиовещания, чтобы при крайней необходимости подстраховать или даже полностью подменить вещание из Москвы.

Гаклин с группой сотрудников Радиокомитета был эвакуирован в Свердловск. Там вновь пригодилось ему его многогранное образование. Кроме основных тонмейстерских обязанностей, он работал на радио и радиоинженером, и музыкантом-аккомпаниатором, и был автором музыки к народным песням и даже предложил радиофицировать близлежащие совхозы и колхозы. Кстати, он проделал эту работу сам, практически единолично, зимой 1942-43 годов. И эта акция помогла выжить изрядно голодавшим в те годы семьям эвакуированных в Свердловск работников радио: председатель одного из крупных и богатых колхозов в благодарность за проделанную Гаклиным работу по радиофикации выделил для москвичей делянку земли под картошку и весной даже распахал ее.

В 1943 году Давида Исаевича Гаклина вновь отозвали в Москву — тревоги первых дней войны улеглись, опасность, нависшая над Москвой, миновала и фабрика звукозаписи должна была продолжать выполнение своих основных функций: делать записи и транслировать по радио все наиболее значительное и интересное, что появлялось в ту пору в области музыки и театрального искусства. Гаклин тогда был назначен на новую для себя звукорежиссерскую должность. Это ко многому обязывало. Но наряду с этим он не оставлял и концертмейстерскую работу. Вскоре его пригласили работать по совместительству в Ансамбле советской оперы Всероссийского театрального общества в качестве концертмейстера и исполнителя. Оперы в ВТО шли тогда в концертном исполнении под аккомпанемент рояля. (Гаклин, в частности, выступил в качестве пианиста при первом исполнении оперы Д. Гершвина «Порги и Бесс» в исполнении этого коллектива; партию ударных исполнил легендарный Лаци Олах – прим. ред.)

В эти же годы Гаклин много работал в качестве концертмейстера, в частности с солистом Большого театра и педагогом Анатолием Орфеновым. Их свела еще в довоенные времена совместная работа в Оперном театре им К.С.Станиславского. А потом, уже в бытность Орфенова художественным руководителем вокальной группы Всесоюзного радио, они с ним готовили программы для совместных выступлений по радио и для записей. В архиве фирмы «Мелодия» сохранилась граммофонная пластинка с циклом романсов в исполнении А. Орфенова под аккомпанемент Гаклина. Правда, эта пластинка вышла значительно позже, уже после смерти Давида Исаевича, но художественный совет фирмы, принимавший эту довольно старую запись к производству только в середине 80-х годов, отметил художественные достоинства этой записи в целом и аккомпанемента в частности.

Надо сказать, что Давид Гаклин славился развитым музыкальным вкусом. Это было сразу замечено руководством, и уже в 1948 году ему была присвоена квалификация звукорежиссера высшей категории Дома звукозаписи, куда он был переведен из штата фабрики звукозаписи.

Перечислять все записи и всех исполнителей, с которыми работал Гаклин в Доме звукозаписи (ДЗЗ), затем, после слияния ДЗЗ и фабрики звукозаписи, уже в объединенной студии Государственного Дома радиовещания и звукозаписи (ГДРЗ), и наконец, в конце своей жизни и во Всесоюзной студии грамзаписи фирмы «Мелодия», занятие бессмысленное: для этого понадобилось бы очень много места.

Чтобы получить представление о том, каким был круг его рабочего общения и каким уважением и авторитетом пользовался этот человек среди музыкальной общественности страны, достаточно привести несколько отзывов о его работе, написанных известными музыкальными деятелями для представления Давида Исаевича Гаклина к почетному званию заслуженного деятеля искусств:

«Уже в первый период своей работы на радио, в том числе в годы войны, Д. И. Гаклин проявил себя как талантливый музыкант, великолепно понимающий сложность и специфичность звукорежиссерской работы. При этом я хотел бы подчеркнуть, что зачастую недооцениваемая роль звукорежиссера на самом деле чрезвычайно велика и, включая в себя большой комплекс технического мастерства, не ограничивается им, а представляет собой по-настоящему творческий труд, немыслимый без отличного знания музыки, умения свободно ориентироваться в любой самой сложной партитуре, знания особенностей исполнительского искусства во всех его жанрах от сольного до оркестрового и хорового. Надо иметь тонко развитый музыкальный вкус и память. Записи, сделанные Д. И. Гаклиным, всегда отличаются высоким художественным уровнем, именно потому, что он в полной мере обладает всеми этими качествами» (Д.Б.Кабалевский, народный артист СССР, профессор).

«Знаю Давида Исаевича Гаклина как музыканта и звукорежиссера с 1940 года…. Немало симфоний записано мною в творческом содружестве с Д.И. Гаклиным. Высокая музыкальность, отличный слух, исключительная серьезность и сосредоточенность в работе, глубокое проникновение в стиль произведения, чрезвычайно высокая профессиональная культура. Творческие встречи с Давидом Исаевичем всегда доставляют большое удовольствие нашему коллективу и мне лично»… (К. Иванов, народный артист СССР, главный дирижер ГСО СССР).

«Я знаю Давида Исаевича Гаклина в течение многих лет по нашей совместной работе по записям на грампластинки. Эта деятельность требует особой чуткости, внимания, исключительной музыкальности, а также терпения, вдумчивости и незаурядных музыкальных знаний. Всеми этими качествами обладает Давид Исаевич» (народный артист СССР, лауреат Ленинской премии С. Т. Рихтер).

Характеристика, данная Гаклину Рихтером, имеет высокую цену в глазах тех, кто близко знал этих людей. Ведь было хорошо известно, что великий пианист XX века Святослав Теофилович Рихтер в принципе очень не любил записываться в студии, и уговорить его на это было непросто. А уж если он и соглашался прийти в студию, угодить ему и сделать так, чтобы процесс записи был бы ему не в тягость, умел далеко не каждый. Давид Исаевич был как раз из тех, с кем Рихтер работать любил.

Гаклин, надо сказать, был звукорежиссером, который всегда умел правильно выстроить свои отношения с исполнителем на записи. Существует общеизвестное правило, что звукорежиссер и исполнитель должны образовать творческое содружество, в котором функции контроля за качеством записи возлагаются именно на звукорежиссера, от него исполнитель может услышать объективную, иногда строгую, но всегда доброжелательную критику своей работы.

Но Гаклин, тем не менее, не забывал и оборотную сторону медали. В своей брошюре «Звукорежиссер и исполнитель в процессе записи», изданной в 1966 году, Давид Исаевич пишет:

«Видимо, возраст и опыт дают возможность понять необходимость весьма осторожного отношения к своим замечаниям, высказываемым исполнителю. Ведь всегда лучше исполнение эмоциональное, внутренне убежденное, даже если оно не совсем „правильно“ трактует исполняемое произведение, — чем сухое, ученически „правильное“ исполнение, лишенное артистичности, свойственной данному исполнителю».

Природный такт и интеллигентность во многих случаях помогали Давиду Исаевичу наладить хороший творческий контакт с большинством исполнителей, вне зависимости от их характера и присущих им иногда амбиций.

Мария Вениаминовна Юдина была выдающейся пианисткой со своим строгим стилем и пользовалась признанием среди музыкантов в России и за рубежом. Но она не имела возможности много концертировать, так как была весьма своеобразной личностью. Она запомнилась тем, кто работал в студиях в те годы, как грузная, с больными ногами уже немолодая женщина, приходившая на запись в каком-то длинном нелепом черном балахоне вроде монашеской рясы, подпоясанном чуть ли не веревкой. Она афишировала свою религиозность и нонконформизм, на эстраду выходила в этом же наряде и крестилась перед тем, как начать играть. Вела в те глухие времена переписку с зарубежными музыкантами (как ни странно, ей в этом не препятствовали). Она преподавала в консерватории, но только до тех пор, пока однажды при объявлении какой-то атеистической лекции для студентов во всеуслышанье не заявила: «Очень хорошо, он будет доказывать, что Бога нет, но я выступлю и докажу обратное, что Бог есть»

Когда Гаклина впервые назначили на запись Юдиной, многие коллеги по студии ожидали стать свидетелями интересных событий. Несмотря на то, что Давид Исаевич к Марии Вениаминовне относился с большим уважением, все знали, что в студии сойдутся два несговорчивых в острых ситуациях характера. Однако запись прошла абсолютно гладко, и Давид Исаевич вышел из аппаратной очень довольный их совместной работой и обнаружившимся в процессе записи полным взаимопониманием исполнителя и звукорежиссера: «Мне было легко и приятно работать с ней, потому что Мария Вениаминовна точно знает, чего она хочет». А это качество музыканта всегда вызывало у Давида Исаевича глубокое уважение.

Много и в разные годы приходилось Гаклину записывать народную артистку СССР Надежду Андреевну Обухову. Он вспоминал, что эта певица всегда настойчиво интересовалась мнением звукорежиссера по поводу ее исполнения. Но при этом она могла своим волшебным пением заставить звукорежиссера в процессе записи вдруг на некоторое время утратить свои профессиональные качества и превратиться в обыкновенного взволнованного слушателя. Как-то раз после одной из очередных записей Обуховой, уже в последние годы ее артистической жизни, Давид Исаевич в разговоре с коллегами сказал: «Не понимаю, почему некоторые певцы-недоброжелатели считают Надежду Андреевну недалеким человеком. А я вот не знаю другого исполнителя, который бы с таким умом решал, возможно, самую сложную и болезненную проблему певца — когда перестать петь те вещи, на которых начинает отражаться возраст. Сначала Надежда Андреевна перестала записывать оперные арии и стала исполнять для записи только романсы. Причем делала она это так же безукоризненно, как и прежде. А теперь она записывает только народные песни, причем с таким же блеском, как и в былые времена». И далее, после паузы продолжил: «Я никогда не целую руки исполнительницам, как делают это многие, а сегодня, когда кончилась запись, поцеловал ей руку в знак глубокой признательности и уважения. И она поняла».

Правда, надо сказать, что далеко не со всеми исполнителями у Гаклина сразу складывались безоблачные отношения. При всей человеческой скромности Давида Исаевича, его такте и доброте, иногда проявляющиеся в его характере бескомпромиссность и скрупулезность, чтобы добиться высшего качества исполнения при записи, вызывали у иных исполнителей некоторое раздражение. За его многократные требования делать дописки мелких фрагментов для последующей возможности исправить запись филигранным монтажом и таким образом довести ее «до ума» он даже заслужил у некоторых музыкантов прозвище «крохобор». Правда, Давид Исаевич обладал легким характером и к подобным выпадам относился с юмором. Он делал свое дело так, как он считал правильным, и однажды пришел домой после трудной записи с оркестром Большого театра в самом веселом расположении духа и со смехом сказал: «Вы знаете, как меня, оказывается, называют остряки-оркестранты? Ядовит Кусаевич!»

Но все шутки подобного рода на чувство ответственности Гаклина за свою работу никогда не влияли. Это иногда приводило к маленьким конфликтам. Однажды на запись в студию явился народный артист СССР, знаменитый оперный тенор, любимец публики Иван Семенович Козловский. Это был период его увлечения различными экспериментами, и он намеревался записать что-то из классики… под аккомпанемент балалайки или еще какого-то народного инструмента! Гаклин, послушав все это, от записи вообще отказался. Объяснил он отказ тем, что такая запись, по его мнению, худсоветом может быть не принята в фонд, а он как звукорежиссер за работу несет полную ответственность и ронять свою марку не намерен. После этого случая Козловский долгое время делал вид, что фамилию Гаклина вообще не помнит, и при своем высоком росте и невысоком росте Давида Исаевича говорил про него «ну этот…» и показывал рукой где-то ниже пояса. Давид Исаевич всегда рассказывал об этом, добродушно смеясь. Однако после кончины Давида Исаевича Козловский забыл обиду и сразу же позвонил вдове с глубоким соболезнованием.

Кроме соотечественников, Гаклину приходилось записывать и иностранных исполнителей. В фонде сохранилась запись из Большого зала консерватории симфонического оркестра Радиокомитета, которым на том концерте дирижировал всемирно известный американский дирижер Леопольд Стоковский. Записывал Давид Исаевич и других иностранных гастролеров: Вэна Клайберна, Джона Огдона и многих других.

Сделанные Давидом Исаевичем в разные годы записи в фирме «Мелодия» неоднократно получали Гран-при Французской Академии Шарля Кро, а его пластинки, выпущенные фирмой «Chant du Mond», удостоились «Золотого диска».

Творческий портрет одного из основателей школы отечественной звукозаписи был бы неполным, если не упомянуть о его трудолюбии. Ведь ему приходилось не только писать в студии, но и в составе выездных бригад ГДРЗ отправляться в командировки по крупным городам и республиканским центрам страны для пополнения «золотого фонда» радио записями местных исполнителей.

Он стал своим человеком среди музыкантов Ленинграда и Киева, Еревана и Тбилиси, Риги и Таллина и других столиц национальных республик.

Но и это еще не все, что входило в орбиту профессиональных интересов Гаклина.

Благодаря тому что он был новатором по натуре и имел к тому же, кроме музыкального, и инженерное образование, получалось так, что в любом новом деле, в решении любых связанных со студийной техникой и электроакустикой проблем Давид Исаевич принимал самое активное участие. Разумеется, кому же этим заняться, если не музыканту-инженеру Гаклину!

Причиной того, что он везде успевал, была его самодисциплина, его пунктуальность и ответственность за любое дело. Заставить себя ждать? Подвести человека? Давид Исаевич даже не допускал для себя такой возможности. Он не раз восхищался Дмитрием Дмитриевичем Шостаковичем, который, даже будучи перегружен общественными обязанностями, не забывал о назначенном им времени прослушивания записи. В архиве Давида Исаевича хранилась коротенькая записка Дмитрия Дмитриевича, в которой он с извинениями предупреждал, что опоздает на 20 минут на назначенное с ним прослушивание. Давид Исаевич сохранил эту записку как ценную реликвию.

Гаклин за годы, отпущенные ему судьбой для его любимой работы (он ушел из жизни, к сожалению, рано, не дожив и до 63-х лет), преуспел во многих памятных специалистам начинаниях.

Прежде всего, он был пионером освоения в студиях ГДРЗ стереофонического метода записи. При общем скептическом отношении к этому начинанию и неверии многих, в том числе и специалистов радиовещания, в целесообразность траты времени и денег на необходимое для стереофонических записей переоснащение студий и переучивание студийного персонала, Давид Исаевич был ярым поборником этой идеи. Он создал небольшую группу энтузиастов, привлек к этому делу своего ближайшего коллегу звукорежиссера А. В. Гросмана, звукооператоров Г. А. Климова и В.Н. Таболина и инженера В. С. Аксенова. Получив одобрение от руководства, эта группа, «методом проб и ошибок» добилась первых успехов, сделав около 100 стереофонических музыкальных записей (в том числе и оркестровых). Не все они были удачными, однако из этих записей были отобраны лучшие образцы и в 1959 году экспонировались на Всемирной промышленной выставке в Нью-Йорке и даже получили там премию.

За освоение в России стереофонической записи Давид Исаевич Гаклин в 1960 году был награжден Большой золотой медалью ВДНХ.

Д. И. Гаклин в соавторстве с В.Г.Корольковым из Московского НИИ телевидения и радио и Л.М. Кононовичем из Ленинградского ВНИИ ИРПА (разработчиком системы передачи в эфир стереофонических программ методом полярной модуляции) в 1962 году написал книгу о результатах первых опытов внедрения в России стереофонической записи и стереофонического радиовещания. Она стала первым отечественным пособием по стереофонии для всех студий звукозаписи страны.

Не менее интересным фактом в творческой биографии Давида Исаевича Гаклина было его участие в настройке и освоении системы искусственной акустики Кремлевского Дворца съездов. Эта разработка специалистов НИКФИ, приуроченная к открытию очередного XXII съезда КПСС, как часто у нас это бывает, производилась в последний момент в авральном порядке. Надо было озвучить зал Дворца съездов так, чтобы речи, произносимые на сцене, были бы слышны в любой точке зала. Но при этом следовало учитывать, что в будущем зал должен быть многоцелевым, то есть пригодным не только для проведения съездов и собраний, но и для различных зрелищных мероприятий.

Следовало создать и настроить сложнейшую звукотехническую систему, включающую в себя многоканальное стереофоническое усиление музыки, распределенное усиление речей, другими словами, разветвленную амбиофоническую систему. Вот здесь-то огромный звукорежиссерский опыт Гаклина в вопросах стереофонического воспроизведения, прекрасный слух и хорошая инженерная подготовка оказались весьма кстати. Давид Исаевич был приглашен к решению этих задач в качестве консультанта по акустике и независимого эксперта. Работа по монтажу оборудования была закончена в срок, и система отлажена в рекордно короткие сроки. Разработчики аппаратуры высоко оценили консультации Гаклина по корректировке акустики зала, по размещению в нем громкоговорителей, по настройке системы в целом. За создание звукового комплекса Кремлевского Дворца съездов коллективу НИКФИ была присуждена Ленинская премия за 1962 год.

А что же Гаклин? Ведь весь период наладки оборудования Дворца съездов он ежедневно после своих обычных записей в студиях ГДРЗ летел в Кремль и бывал там с инженерами-разработчиками неотлучно. Об органической скромности Давида Исаевича говорит хотя бы то, как он отвечал на вопрос, справедливо ли, что в список награжденных его не включили. «Я не могу быть в их числе, ведь я пишу им отзыв о качестве звучания их аппаратуры».

Однако, хоть и не Ленинская, а Государственная, но премия Давиду Исаевичу была присуждена — к сожалению, уже посмертно. Присуждение это состоялось в 1979 году за работы по реставрации пластинок с записями речей В.И Ленина. Лауреатами тогда стала большая группа сотрудников Научно-исследовательского института звукозаписи (тогда ВНАИЗ, ныне ВНИИТР) и ГДРЗ. Собственно, все работы по восстановлению голоса Ленина, которые и привели к удовлетворительным результатам, и безусловно, заслуживали премию, были проведены всего тремя звукорежиссерами из ГДРЗ: Д. И. Гаклин (руководитель группы), Б. А. Жорников и В.Н. Таболин.

Правда, попытки довести эти пластинки «до ума» предпринимались еще в 1947-49 годах. Тогда за это взялись инженеры ВНАИЗа под руководством профессора И. Е. Горона. Но из-за отсутствия необходимого оборудования, да и необходимых для такой работы звукорежиссерских навыков, работа тогда кончилась ничем и вскоре была прекращена. Но соблазн был велик — уж очень выгодная по тем временам тема. И в 1961 году уже в ГДРЗ звукорежиссеры В. Б. Бабушкин и В.В. Федулов и звукооператор В. Н. Таболин предприняли вторую попытку. Но и она ощутимых результатов не дала.

Вот тогда-то, по заданию Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС, в ГДРЗ была создана новая группа реставраторов под руководством Давида Исаевича Гаклина. Это был самый правильный выбор, и группа приступила к серьезному и вдумчивому решению этой непростой проблемы. Чтобы современный звукорежиссер понимал сложность задачи, напомню, что в те годы доступными инструментами для реставрации были ножницы для вырезания щелчков на магнитной ленте, весьма примитивные частотные корректоры (эквалайзеры) и шумоподавители типа современных пороговых фильтров (Gate).

Тем не менее при активной поддержке заведующего архивом фонодокументов ИМЛ Андрея Ильича Петрова была проделана колоссальная работа. Петров помог извлечь из архивов неприкосновенные копии ленинских записей, которые в некоторых случаях удалось использовать в качестве исходников вместо сильно заезженных пластинок, которыми располагали реставраторы. Абсолютный слух Давида Исаевича Гаклина и Бориса Александровича Жорникова позволил, изучив пластинки той же фирмы, на которой записывался Ленин, но с записью музыкальных произведений, и сличив их звучание с нотами, обнаружить, что запись речей Ленина была сделана в 1919 году на скорости, отличающейся от стандартной скорости современных проигрывателей. Сразу стала понятной необходимость небольшого изменения скорости воспроизведения ленинских записей, и это позволило сделать голос Ленина более узнаваемым для еще живых его соратников.

А затем, переписав все имеющиеся 11 пластинок на магнитофонную ленту, реставраторы проделали адскую работу, вырезая ножницами десятки щелчков (сейчас эта работа с помощью компьютерных плагинов типа de-clicker могла бы быть выполнена в один момент), доступными в то время способами уменьшили шип пластинок, подретушировали тембры и, проконсультировавшись со стариками из «ленинской гвардии», сочли работу завершенной с доступной тогда точностью.

На этом можно было бы и закончить рассказ о том, как тройка Гаклина сделала к 100-летнему юбилею Ленина реставрацию его речей. Однако… участниками реставрации, представленных к Государственной премии, были записаны аж 11 человек, среди которых реальные исполнители работы оказались в самом конце списка. Руководителем работ был назван профессор Горон, практического участия в работе вообще не принимавший — его имя и научные звания должны были послужить «тараном» при пробивании через инстанции документов для награждения.

Интересен и еще один характерный для эпохи момент. Когда работа по реставрации и подготовке к изданию была закончена, записи на некоторое время отложили по требованию идеологических инстанций. Оказалось, что среди речей Ленина была и его речь «О погромной травле евреев». Обнародование такой ленинской речи, да еще к его юбилею, никак не соответствовало тогдашним взглядам партийной верхушки. Однако цензурировать вождя все же не решились, и антология вышла хоть и позже, но с этой записью.

Необходимо сказать об активной педагогической деятельности Гаклина, осуществлявшейся им в ГДРЗ и студии «Мелодия». Среди его учеников, в частности, известный звукорежиссер Петр Кондрашин.

Давид Исаевич Гаклин, безусловно, — один из ярких представителей тех тружеников звукозаписи, которые всю свою жизнь без страха и упрека, не рассчитывая ни на какие дополнительные блага и льготы, служили любимому делу и оставались ему верными до конца.